Владимир Сергеевич Соловьёв

соловьев философ метафизика всеединства органическая этика
Содержание:

Краткая биография философа Соловьёва

Великий русский философ Соловьёв Владимир Сергеевич родился 16 января 1853 г. в Москве в семье знаменитого историка С. Соловьёва. С детства философ Соловьёв тяготел к религиозности. В детские годы также проявилась его склонность к поэзии: он знал наизусть много песен и стихотворений русских поэтов, интересовался народным творчеством. Он любил бывать в среде крестьян, кучеров и странников.

Иногда Соловьёв видел вещие сны и видения. Одно видение оказало влияние на его философские взгляды. Оно было вызвано первой любовью: десятилетний мальчик, сильно подавленный равнодушием любимого существа, стоял под церковными сводами. В этот момент шло богослужение, но внезапно всё исчезло. В стихотворении «Три свидания», написанном перед своей смертью, он так описывает это неземное видение:

Алтарь открыт… Но где ж священник, дьякон?
И где толпа молящихся людей?
Страстей поток – бесследно вдруг иссяк он.
Лазурь кругом, лазурь в душе моей.

Пронизана лазурью золотистой,
В руке держа цветок нездешних стран,
Стояла ты с улыбкою лучистой,
Кивнула мне и скралася в туман.

В тринадцать лет Соловьёв переживает религиозный кризис, который начался в 1866 г. и окончился в 1871 г., ознаменовавшись победой атеизма. Соловьёв выбросил иконы и стал последователем материалиста Бюхнера и нигилиста Писарева. Но благодаря чтению Спинозы он отказывается от материализма и переходит к изучению трудов Шопенгауэра, Гартмана, Шеллинга и Гегеля. После этого он приступает к созданию собственной философской системы.

В 1869 – 1873 гг. философ Соловьёв изучал естественные науки, историю и филологию Московском университете. После окончания университета в течение года он учился в Московской духовной академии. В 1874 г. защищает магистерскую диссертацию «Кризис западной философии (против позитивистов)».

Для изучения «индийской, гностической и средневековой философии» Соловьёв побывал в Лондоне, где работал в Британском музее. В то время в записной книжке Соловьёва можно было найти молитву, обращённую к Святой Божественной мудрости (Софии). Там, в Лондоне, ему явилось второе видение, оно показалось ему неполным, и эта незаконченность не удовлетворяла его. В то время как он размышлял над видением и страстно желал его повторения, внутренний голос сказал ему: «В Египте будь!»

Прервав работу в Лондоне, Соловьев спешит в Египет. Приехав в Каир, он остановился в одном из отелей. Однажды вечером Соловьев был уже на пути к Фиваиде. Он отправился туда пешком в европейском платье (цилиндре и пальто) и без провизии. В пустыне, в 12 милях от города, Соловьев повстречал бедуинов. Сначала кочевники испугались, приняв его за дьявола. Оправившись от испуга, они, по-видимому, ограбили странника и скрылись. Была ночь. Выли шакалы, Соловьев ничком лежал на земле. В стихотворении «Три свидания» он рассказывает о случившемся на рассвете:

Что есть, что было, что грядёт вовеки –
Всё обнял тут один недвижный взор…
Синеют подо мной моря и реки,
И дальний лес, и выси снежных гор.

Всё видел я, и всё одно лишь было, —
Один лишь образ женской красоты…
Безмерное в его размер входило, —
Передо мной, во мне – одна лишь ты.

Этот личностный образ Софии, Божественной Женственности, единой живой Души Мира, будет пребывать с Соловьёвым и вдохновлять его всю его жизнь, найдя отражение и в его философии.

В молодом возрасте Соловьёв увлекался спиритизмом, но побывав в 1875 г. на подобных сеансах в Лондоне, он был горько разочарован. В своём письме к князю Цертелеву он рассказывает о сеансе у знаменитого Вильямса и говорит, что последний – «…фокусник более наглый, нежели искусный. Тьму египетскую он произвёл, но других чудес не показал. Когда летавший во мраке колокольчик сел на мою голову, я схватил вместе с ним мускулистую руку, владелец которой духом себя не объявил. После этого остальные подробности мало интересны».

В 1880 г. Соловьёв, защитив в Петербургском университете диссертацию «Критика отвлечённых начал», получает степень доктора философских наук. Однако профессорская деятельность Соловьёва была кратковременной: в марте 1881 г., после покушения на Александра II, совершённого членами революционной организации «Народная воля» и приведшего к смерти императора, Соловьёв прочитал в Петербурге публичную лекцию, которую он закончил смелым призывом к новому императору Александру III явить пример милосердного христианского монарха и простить убийц своего отца. Сказанное поставило его в неудобное положение, и он счёл необходимым подать в отставку и оставить свою службу в Учёном комитете при Министерстве народного просвещения.

В 80-х годах философ Соловьёв особенно интересовался проблемой воссоединения церквей. Он был убеждён, что, несмотря на внешний разрыв, западная и восточная церкви христианства – римско-католическая и православная – тесно связаны нерушимыми мистическими узами. Однажды Соловьёву приснился сон, в котором он как будто едет в карете по Москве, и ему ясно запомнились названия улиц и дом, перед которым остановился экипаж. В вестибюле он встретил католического прелата и, не задумываясь, попросил благословения. Последний, казалось, не решался, ибо не знал, можно ли благословить схизматика (т.е. раскольника – таковыми взаимно считают друг друга православные и католики). Но когда Соловьёв указал прелату на чисто внешнее разделение церквей и сохранение их мистического единства, нерешительность прелата была устранена, и тот дал ему своё благословение.

Сон этот до мелочей сбылся через год, когда на коронацию Александра III явился папский нунций (дипломатический представитель римского папы). Соловьёв узнал улицы, по которым он ехал, дом, в который вошёл, и католического прелата, давшего ему благословение после нескольких мгновений нерешительности.

Философ и друг Соловьёва Евгений Трубецкой писал о нём: «Он был до такой степени близорук, что не видел того, что все видели. …Зато, когда взор его устремлялся вдаль, он, казалось, проникал за доступную внешним чувствам поверхность вещей и видел что-то запредельное, что для всех оставалось скрытым. Его глаза светились какими-то внутренними лучами и глядели прямо в душу. …Не будучи аскетом, он имел вид измождённый и представлял собой какие-то живые мощи. Густые локоны, спускающиеся до плеч, делали его похожим на икону. Характерно, что его часто принимали за духовное лицо: его встречали возгласом: «Как, вы здесь, батюшка!» Маленькие дети, хватая его за полы шубы, восклицали: «Боженька, боженька!» С этой наружностью аскета резко контрастировал его звучный, громкий голос: он поражал своей неизвестно откуда шедшей, мистической силой и глубиной».

Следующее стихотворение Соловьёва отражало его мистическое ощущение близости Бога:

Да! С нами Бог, – не там, в шатре лазурном,
Не за пределами бесчисленных миров,
Не в злом огне и не в дыханьи бурном,
И не в уснувшей памяти веков.

Он здесь, теперь – средь суеты случайной,
В потоке шумном жизненных тревог.
Владеешь ты всерадостною тайной:
Бессильно зло; мы вечны; с нами Бог.

Штросмайер – хорватский епископ, выдающийся политический и общественный деятель, которого хорватский народ почитает как «отца родины», с коим Соловьёв вёл переписку и по приглашению которого приезжал в Хорватию – говорил о Соловьёве: «Soloviev anima Candida, pia ac vere sancta est («Поистине, Соловьёв – это чистая, благочестивая и святая душа» — лат.).

Философ Соловьёв никогда не был женат и не имел постоянного жилья, у него не было никакого режима для сна, питания и работы. Будучи постоянно в разъездах, он жил то в гостиницах, то у друзей, то в пансионе на берегах озёр Иматры или Саймы в Финляндии. Как писал Е. Трубецкой: «Своим духовным обликом он напоминал тот созданный бродячей Русью тип странника, который ищет вышняго Иерусалима, а потому проводит жизнь в хождении по всему необъятному простору земли, чтит и посещает все святыни, но не останавливается надолго ни в какой здешней обители». О своей бездомной жизни Соловьёв писал иезуиту Павлу Пирлингу – русскому католическому священнику немецкого происхождения: «Хотя я и не монах, у меня, как и у Вас, нет постоянного места жительства».

У Соловьёва были близкие друзья и знакомые из всех слоёв народа. Эрудиция, широта интересов, глубина мысли и его остроумие влекли к нему людей всех классов. К материальной стороне жизни и к деньгам Соловьёв относился крайне пренебрежительно. Заработанные деньги он раздавал, не задумываясь, всем, кто у него просил. Если не было достаточно денег, то он раздавал свои вещи.

Как рассказывал Е. Трубецкой: «Однажды глубокой осенью в Москве я застал его страдающим от холода. Весь гардероб его в то время состоял из лёгкой пиджачной пары альпага и из ещё более лёгкой серой крылатки: только что перед тем, не имея денег, он отдал какому-то просителю всё суконное и вообще тёплое, что у него было, он рассчитывал, что к зиме успеет заработать себе на шубу». Великодушие Соловьёва не обходило животных, которые, как казалось, чувствовали его любовь ко всему живущему. В Петербурге Соловьёв часто останавливался в одной из гостиниц, и едва он успевал туда приехать, как к окну его комнаты уже слеталась стая голубей.

Соловьев нередко чувствовал то, что случалось на далёком расстоянии. Так, в письме Стасюлевичу он писал: «В четверг страстной недели, около восьми часов вечера, во время обеда с вами, я испытал без всякой на то причины острый приступ меланхолии, о котором тот час же рассказал вам (Стасюлевичу и его жене – прим.). Я высказал убеждение, что в этот момент произошло несчастье с кем-то из моих близких. Так и было. Представьте, что действительно около восьми часов вечера случился удар с другом моего детства Лопатиным. …После этого доктор заявил, что Лопатин страдает прогрессирующим параличом мозга».

Философ Соловьёв скончался 31 июля 1900 г. в возрасте сорока семи лет. О своём жизненном пути Соловьёв написал:

В тумане утреннем неверными шагами
Я шёл к таинственным и чудным берегам.
Боролася заря с последними звездами,
Ещё летали сны – и схваченная снами
Душа молилася неведомым богам.

В холодный белый день дорогой одинокой,
Как прежде, я иду в неведомой стране.
Рассеялся туман, и ясно видит око,
Как труден горный путь, и как ещё далёко,
Далёко всё, что грезилося мне.

И до полуночи неробкими шагами
Всё буду я идти к желанным берегам,
Туда, где на горе, над новыми звездами
Весь пламенеющий победными огнями
Меня дождётся мой заветный храм.

Философия Соловьёва: Метафизика всеединства

Соловьёва не удовлетворял эмпиризм, согласно которому чувственное восприятие и данные чувственного опыта являются единственным источником познания. Он считал, что ни одно внешнее явление не может быть познано вне его необходимых отношений к другим явлениям и вне его отношений к тому, кому явление, собственно, является (познающий субъект). Отношения эти могут быть познаны только посредством мышления. Как писал Соловьёв: «Разумность познаваемого… не даётся (чувственным – прим.) опытом, потому что в опыте мы всегда имеем только частную и множественную действительность, потому что в опыте нет ни «всего», ни «единого». Разум или смысл познаваемых вещей и явлений может быть познан только разумом же или смыслом познающего субъекта».

Это понимание разума определило возникновение философского рационализма, в котором, как писал Соловьев, «мерило истины переносится из внешнего мира в самого познающего субъекта, основанием истины признаётся не природа вещей и явлений, а разум человека». Согласно Соловьёву, разум является только формой истины, и отвлечённый рационализм бессилен познать истину.

Критический рационализм рисует перед нашим взором следующую модель: с одной стороны, имеется познающий субъект, а с другой – независимая от субъективных форм познания нашего ума действительность, которая посредством этих субъективных форм познаётся. Здесь познающий субъект и познаваемая действительность отдельны друг от друга, они абсолютно самостоятельны, взаимно независимы и находятся вне всякого внутреннего соединения. Но истинное познание «немыслимо при взаимной независимости двух его факторов». Отсюда великий немецкий философ Гегель приходит к выводу, что «всё содержание истинного познания зависит от его формы и всецело определяется категориями разума».

То есть из эмпиризма и рационализма вытекают две крайние установки: эмпиризм предполагает познание только одних внешних явлений чувственного опыта, случайных эмпирических фактов, а рационализм ограничивается т.н. «чистым мышлением», а по сути – пустой логической формой.

Соловьёв указывает, что познание истины (настоящее объективное познание) не может быть сведено ни к чувственному опыту, ни к формам чисто логико-понятийного мышления: «Элемент эмпирический и чисто логический суть два возможные образа бытия, реального и идеального, третье абсолютное начало не определяется ни тем, ни другим образом бытия, следовательно, вообще не определяется как бытие, а как положительное начало бытия, или сущее… Данный предмет всякой философии есть действительный мир, как внешний, так и внутренний. Но данным собственно философии этот мир может быть не в частных своих образах, явлениях и эмпирических законах (в таком смысле он есть данное только положительной науки), а в своей всеобщности».

Сущее у Соловьёва – это абсолютное, всеобщее первоначало бытия, а истина – это «то, что есть (сущее). Истина есть всё, тогда то, что не есть всё, т.е. каждый частный предмет, каждый частное существо и явление в своей отдельности ото всего, – не есть истина. …Всё есть истина в своём единстве или как единое».

Таким образом, Соловьёв приходит к выводу: всё, что есть, есть единое; это единое – не какое-нибудь существование или бытие, оно глубже и выше всякого бытия, и всё бытие – только поверхность, под которой скрывается истинно-сущее как абсолютное всеединство. Истина – это то, что относится к всеединству, а не к суждениям нашего ума с его логико-рассудочным построениями. Познать истину – значит преступить пределы субъективного мышления и вступить в область всеединства, что означает внутреннюю мистическую трансценденцию — переживание единства с всеединым абсолютным началом всего существующего (источник бытия) и со всем существующим. «Между ними (абсолютным всеединством и познающим субъектом – прим.) должна быть внутренняя связь, посредством которой субъект может познать абсолютное и внутренне соединиться со всем, что существует».

Философ Соловьёв утверждал, что факты нашего чувственного опыта и понятия нашего мышления с его общими формами познания лишь тогда имеют отношение к настоящему объективному познанию, когда они находятся «в связи с тем, что истинно существует как безусловно реальное и безусловно всеобщее». То есть эмпирическое познание, в основе которого лежит опыт чувственного восприятия, и рациональное познание, основанное на логико-понятийном мышлении, обретают свою ценность только в их взаимном синтезе с внутренним познанием, которое связано с переживанием внутреннего единства со всем существующим. И это познание является мистическим и абсолютным, в нём содержится нечто большее, чем мысль, а именно единая объективная реальность.

Вне метафизического аспекта мы не можем говорить об адекватном восприятии реальности. Как писал Соловьёв: «Только в связи с тем, что истинно существует как безусловно реальное и безусловно всеобщее, факты нашего опыта приобретают действительную реальность, понятия нашего мышления – действительную положительную всеобщность. Взятые абстрактно оба эти фактора нашего знания сами по себе совершенно индифферентны истине. Они имеют смысл и значение только на основе третьего фактора».

Следовательно, истинное знание представляет собой органический синтез эмпирического (чувственного), рационального (разумного) и мистического (внутреннего) познания. В этом цельном знании Соловьёв видит «высшее состояние всей философии как во внутреннем синтезе трёх её главных направлений – мистицизма, эмпиризма и рационализма». Рациональная форма знания не теряет свой смысл, но дополняется привнесением жизненного начала, а единичные факты нашего чувственного опыта раскрывают своё истинное содержание в их соотнесённости с единым. Иначе говоря, оба вида познания – чувственное и рациональное – дополняются внутренним познанием, являющимся следствием переживания абсолютного всеединства (источника бытия), которое связывает нас с познаваемыми объектами. Здесь возникает синтез форм познания, где для каждой имеется отведённое ей место в гармоничной органической системе.

Таким образом, метафизика всеединства Соловьёва стремится к гармоничному и органичному синтезу глубоко созерцательного восточного подхода, который схватывает внутреннее единство сущего, с «логическим совершенством западной формы», тем самым образуя органическое мышление. Всеединство придаёт миру характер органической системы, а органическое мышление, которое основано на взаимосвязи логического и созерцательного, рассматривает предмет в его всесторонней целостности и, следовательно, его внутренней связи со всеми другими.

Согласно Соловьёву, само органическое мышление имеет два вида: один принадлежит истинным философам, а другой – народным массам. В первом случае мышление основано на созерцании, которое соединено с ясным сознанием и сопровождается рефлексией, дающей логические определения созерцаемой истине. Здесь мы имеем то, что обуславливает собственно философское творчество в его истинном смысле. Второй случай имеет отношение к тому созерцанию, которое остаётся в своей детской непосредственности, не налагая строгих логических форм на свои конкретные образцы; оно является тем живым мышлением, которое свойственно людям, ещё не вышедшим из непосредственной жизни в общем родовом или народном единстве. Данный вид органического мышления, согласно Соловьёву, выражает т.н. «народный дух» и проявляется в народном творчестве, религиозном и художественном.

Органическое мышление не отвергает ни один из основных потоков жизни сознания, но указывает на их гармоничное взаимодействие. Тем самым, оно отражает все базовые аспекты организации человеческого мышления и соответствует его природе, синтезируя в себе внешнее и внутреннее восприятие и формируя единую живую ткань понимания мира. Здесь выделяются три компонента органического мышления, которые определены специфическими состояниями сознания, каждое из которых задаёт свой комплекс переживаний: переживания, связанные с внешним воздействием, с собственным (самостным) и интимным (мистическим). Как мы понимаем, эти три компонента и нашли своё отражение в эмпиризме, рационализме и мистицизме соответственно.

Целостная философская система Соловьёва включает в себя три части: органическую метафизику, органическую логику и органическую этику. В своей докторской диссертации «Критика отвлечённых начал» Соловьёв указал на прямую зависимость этики от метафизики. Мышление наполняется этическим содержанием только при влиянии на него метафизических начал: подлинного бытия, его бессмертной сутностной составляющей «я есмь» и самостоятельной и независимой деятельности во внешнем мире, которую Соловьёв понимал как реализацию метафизической свободы. Соловьёв писал: «В сознании «я есмь» сущий именно отрешается ото всех частных форм бытия, ото всех частных отношений, утверждает себя как единое во всём, и потому никакие изменения в бытии, от которого он освободился, его уничтожить и изменить не могут: «я есмь» так же безусловно и вечно, как и сам сущий».

Это глубокое понимание органической этики, раскрываемое Соловьёвым, сообщает нам следующее: подлинное этическое начало реализуется только при переживании единого, при соприкосновении личности с глубинной метафизикой, бессмертной сутностью, а также при определённом образе жизни, который формируется под влиянием этих глубинных онтологических переживаний. Этот образ жизни представлен Соловьёвым как свобода.

Таким образом, этика у Соловьёва выступает областью сопряжения динамики двух базовых элементов: внутреннего (метафизического) уровня человеческого бытия и внешней активности личности, проявляющейся в её повседневной жизни во взаимодействии с внешними условиями. Органическая этика основана на гармоничном взаимодействии пластов психики, ответственных за онтологические и метафизические переживания, и её более периферийных слоёв, взаимодействии внутреннеориентированных и внешнеориентированных потоков мышления, и соответствует природе сознания.

То есть происходит осмысленное «общение» личности с собственной метафизикой (глубокое погружение в которую фиксируется как смысловой образ «я есмь», обозначающий переживание собственной бытийственности и самоидентификацию с этими глубинными пластами своего существа), благодаря чему личность переживает единое, источник жизни, пребывающий во всём многообразии внешних проявлений. На основе данных онтологических переживаний формируется отношение к самому себе и к миру, а также образ жизни, известный как «нравственный».

Благодаря своей мощной интуиции и мистическим переживаниям единого Соловьёв не случайно в данной связи обращается к термину «этика»: он имеет древнегреческое происхождение и берёт своё начало от слова «этос», которое в далёкие времена означало местопребывание источника жизни – человеческое жилище, птичье гнездо, звериное логово, и всегда имело отношение к живым существам. Благодаря переживанию единого мы раскрываем Источник Жизни в себе и во всём сущем. Органическая этика как жизненная практика трансформирует природу эго, снимая чрезмерные самостные наслоения, и мягко переводит вектор с эгоцентризма на пребывание в Едином.

Таким образом, в основе понимания этики, предложенного Соловьёвым, лежит принцип всеединства, осмысленная развёрстка которого в актах смыслообразования приводит к истине и наполняет истинным содержанием всю человеческую жизнь. Органическая этика свободна от всякого морализаторства, от жёсткого диктата моральных норм, навязанных обществом.

Нравственное общество определяется у Соловьёва «характером общинности или практического всеединства, в силу которого все составляют цель деятельности для каждого и каждый для всех», где «все члены общества составляют не границы друг друга, а внутренне восполняют друг друга в свободном единстве духовной любви».

Соловьёв считал, что абсолютная полнота бытия обретается человеком только благодаря любви ко всем живым существам и Богу как всеединому абсолютному началу. Под любовью Соловьёв понимал «всякое внутреннее единство, всякое изнутри идущее соединение многих». Человек только тогда поднимается до божественного состояния, когда он проникается чувством совершенной любви и приносит в жертву самоутверждение. Подобное самоотречение не означает потерю индивидуальности, но, наоборот, обнаруживает истинное «я» и совершенную жизнь. Сохранение эгоистической обособленности означает непроницаемость по отношению друг к другу и игнорирование внутреннего единства.

Согласно Соловьёву, именно любовь является основой трёх абсолютных ценностей – Истины, Блага и Красоты. Эти ценности образуют единство, смыслом которого является любовь, и по сути своей являются просто различными её формами: «Благо есть единство всего или всех, т.е. любовь как желаемое. …Истина есть та же любовь, т.е. единство всего, но уже как объективно представляемое: это есть единство идеальное… Наконец, красота есть та же любовь (т.е. единство всех), но как проявленная или ощутимая: это есть единство реальное».

Соловьёв рассматривал эволюционный процесс как «собирание вселенной», который завершается утверждением «Царства Бога», высшего космического устроения. Всего существует пять стадий эволюции: минеральное царство (общенеорганическое), растительное царство, животное царство, царство человеческое и царство Божье. «Для того чтобы достигнуть своей высшей цели или проявить своё безусловное значение, существо должно прежде всего быть, затем оно должно быть живым, потом – быть сознательным, далее – быть разумным и, наконец, — быть совершенным». Модус «быть» есть единственный модус минерального царства, модус «быть живым» достигается в растительном царстве, «сознательность» достигается на животной стадии, «разумность» — на стадии человеческой, а совершенство – на стадии богочеловечества.

Таким образом, в процессе эволюции последующее царство вбирает в себя модусы всех предыдущих царств и привносит качественно новые характеристики. Поскольку низший уровень не исчезает, а объединяется с более высокоорганизованной формой существования, Соловьёв считал, что эволюция «не есть только процесс развития и совершенствования, но и процесс собирания вселенной. Растения физиологически вбирают в себя окружающую среду (неорганические вещества и физиологические воздействия, благодаря которым они питаются и растут); животные сверх того, что питаются растениями, и психологически вбирают в себя (в своё сознание) уже более широкий круг соотносящихся с ними через ощущения явлений; человек, кроме того, разумом включает в себя и отдалённые непосредственно не ощущаемые круги бытия, он может (на высокой степени развития) обнять всё в одном или понять смысл всего; Богочеловек… не отвлечённо только понимает, а в действительности осуществляет смысл всего или совершенный нравственный порядок, обнимая и связывая всё живою личною силой любви».

Согласно философским представлениям Соловьёва, материальное бытие со всей его множественностью возникает из взаимодействия Абсолюта, абсолютно-сущего (Бога), с первоматерией (materia prima). Процесс мировой эволюции есть богоматериальный процесс, который реализуется как взаимодействие Бога и природы. Он также есть и процесс богочеловеческий. Человек, по сути своей, есть соединение Божества с материальной природой; в своём стремлении к внутреннему единству с высшим абсолютным и всеединым началом, в любви ко всем существам и в преодолении эгоизма он достигает обожения (греч. теозис) – божественного преображения своего существа.

Философ Соловьёв считал, что человечество в ходе всего своего исторического развития, в свободном взаимодействии человеческого с божественным, достигнет этого обожения. Благодаря преображённому человечеству будет преображена мировая материя. В терминологии, которую использовал Соловьёв, это отражено как установление Царства Божьего.

То есть в богочеловечестве Соловьёв видел источник божественного преображения мира, где осуществляется совершенное единение всех в Боге. Бог есть абсолютно-сущее, а человечество – абсолютно-становящееся: и у Божества, и у человека всеединство есть их абсолютное содержание, но если Бог имеет его «в вечном и нераздельном акте», то человечество как абсолютное существо «может быть субъектом того же содержания в постепенном процессе».

Посредником и связующим звеном между вечным и единым бытием Бога и временно-множественным материальным бытием, посредником в богоматериальном и богочеловеческом процессе у Соловьёва выступала София – Мировая Душа, Божественная Женственность, также и «Премудрость Божья». София – это религиозно-мифологический символ, имеющий древние истоки в европейской культуре и нашедший своё отражение как в античной философии, так и в христианских текстах. В диалоге Платона «Тимей» этот великий греческий мыслитель развивает теорию Мировой Души, выполняющей роль посредницы между божественным умом и миром космических форм.

софия премудрость божия икона
София — Премудрость Божия. Икона

Позднее учение о Мировой Душе как эманации Первоединого, одна часть которой обращена к Божественному, а другая – к чувственному материальном миру, было развито неоплатонической традицией. Христианским источником представлений о Софии служила книга Притчей Соломоновых: в ней София понимается как предвечный замысел Бога о мире, предшествующий его физическому сотворению. В неканоническом, но глубоко почитаемом христианском источнике – Книге Премудрости Соломона – о Софии-Премудрости говорится следующее: «…Премудрость подвижнее всякого движения, и в чистоте своей чрез все проходит и проникает. Она есть дыхание силы Божией и чистое излияние Славы Вседержителя. Она есть отблеск вечного света и чистое зеркало действия Божия – образ благости Его».

Символизм Божественной Женственности глубоко близок русской культуре: одним из главных объектов поклонения в славянском язычестве была Мать-Земля, которая воплощала женское начало Космоса – порождающее и хранящее (это начало воплощалось в многообразном пантеоне славянских богинь – Мокошь, Лада, Жива и др.). В русском устном народном творчестве уже в христианские времена образ Марии Богородицы, который в русском православии воплощает в себе одухотворенное материнство и сострадание, нередко сопрягался с Матерью-Землёй, любящей своих детей и желающей им благополучия.

Эти интуиции были приняты Соловьёвым в его софиологии. Необходимо упомянуть, что Соловьёв не дал какого-то более-менее однородного определения принципа Софии — наоборот, определения эти разнообразны по смыслу и даже подчас противоречивы; здесь мы дадим наиболее общие характеристики. Помимо философского содержания, София у Соловьёва – ещё и поэтический, глубоко интимный символ Вечной Женственности, персонификация божественного всеединства. София – всеоживляющая Душа Мира, полная красоты, премудрости и совершенства, и вся природа во всём множестве её проявлений наполнена Жизнью.

София соединяет в себе два аспекта бытия – божественный и материальный, она есть «…единство истинное, не противополагающее себя множественности, не исключающее её, но… всё в себе заключающее». У Соловьёва София также является светоносной первоматерией (materia prima) – тонкоматериальной субстанцией, благодаря которой было создано всё вселенское многообразие и которая неотделима от всего множества форм, ею произведённых.

То есть София есть единый глубинный субстрат каждого элемента бытия. Она пронизывает собою всё, но на грубо-материальном уровне её светоносность скрыта за ею порождённым физическим аспектом, как за покровом. София имеет двойственную природу: с одной стороны, она есть абсолютно просветлённое вечно-женственное начало в Боге, и, с другой — начало, объединяющее в самом себе тварный мир (временно-множественное материальное бытие) и божественное.

Соловьёв пишет, что София «не есть только бездейственный образ в уме Божием, а живое духовное существо, обладающее всею полнотой сил и действий. Весь мировой и исторический процесс есть процесс ее реализации и воплощения в великом многообразии форм и степеней». Хотя софийное начало, Мировая Душа, и определяет низшее грубо-материальное, оно также нуждается в этом низшем для своего материального осуществления. Весь ход мирового и исторического процесса, согласно Соловьёву, стремится к реализации богочеловечества, и это есть стремление Софии, которая в богочеловечестве обретёт своё высочайшее осуществление. Согласно Соловьёву, именно это и будет осуществлением в материи предвечного замысла Бога о мире, заложенного в Софии.

София являет собой начало, которое связывает воедино и заключает в самом себе природное и божественное, материальное и духовное, человеческое и Божье. И отказавшись от эгоизма и устремившись к любовному единению со всеми живыми существами, человек переживает сердечное просветление и софийное преображение, которое означает реализацию органического единства материального и божественного, где дух не изолируется от плоти, но происходит одухотворение, обожение телесного. Именно этого достигают святые, образуя братство, жертвенно помогающее, по словам Соловьёва, «перерождению смертного и страдающего человека в бессмертного и блаженного сверхчеловека».

Гениальная философская мысль Владимира Соловьёва существенным образом повлияла на дальнейшую русскую философию, заложив основы целой школы русской религиозно-философской мысли и в огромной степени поспособствовав русскому культурному ренессансу, известному как «серебряный век». И поныне его идея всеединства продолжает вдохновлять на нравственное преображение, на стремление к переживанию и ощущению внутреннего единства со всем сущим.